Девочка повернулась на легкий звон монетки, и быстро наклонилась, поднимая ее, ощупывая пальцами узор – человечек с одной стороны и голова волка с другой. Она пока плохо различала наощупь хоноры Волантиса и Кварта, безошибочно определяя браавосийские железные квадратики. Но вот вестеросских драконов и оленей спутать не могла ни с чем. Тот, кто кинул монетку, проделал долгий путь. Она взглянула исподлобья, - скорее по привычке, потому что не могла видеть - в сторону, где находился предполагаемый гость – своими белесыми глазами, в которых булавочки зрачков были почти незаметны, и втянула по-волчьи носом воздух.
Воздух вокруг был наполнен терпким ароматом свечей и хвои – не то! – слабым запахом смерти – снова не то, в закрытых нишах черно-Белого дома поутру порой находилось с десяток мертвецов. А вот незнакомец… его одежда источала свежие нотки пряностей – наверняка он прошел через рынок, неподалеку от лавки старого Кевана, тот вечно просыпал шафран из своих мешочков, и ало-оранжевая пыльца разлеталась по всему переулку. Еще девочка чувствовала соль – почти на языке – как будто стоящий поодаль человек провел в море не меньше недели, а то и дольше. Значит, прибыл сегодня, и еще не успел сменить платье. И – полузабытый, цветочный запах мыла и душистой воды, запомнившийся со времен Харренхолла. Много воды утекло, много ночей и дней, в части из которых девочка не была уверена – были это именно дни, или все же ночи?
На пару секунд ее лицо отразило крайнее изумление и радость, а потом девочка поспешно ущипнула себя за щеку – добрый старик, стоявший по правую руку от нее, в центре молившихся, обязательно скажет ей потом что-нибудь размеренно-укоризненное, но это будет много позже.
Она уверенно пошла в сторону гостя, безошибочно, словно корабль на огонек маяка, и лишь единожды замедлила шаг, когда сквозь зал пронесся невесть откуда взявшийся здесь, в глубине порыв ветра – задувший часть свечей –около Козла и Ночного Льва, Луноликой и Сардиньего Короля…
Только свеча возле Неведомого по-прежнему горела ровно. Девочка не могла видеть, как изменилось, освещение, но почувствовала, как в сладковатом воздухе храма прибавились еле заметные следы чада.
Девочка подошла к человеку, чуть вздергивая подбородок, совсем как раньше, как тогда, и остановилась. Она не была уверена, что сейчас и здесь можно спрашивать и называть чьи-то имена – Черно-Белый дом не любил откровений, но все-таки спросила.
- Это ты?
Якен, Якен зачем ты здесь, ты пришел за мной? Что-то случилось еще там, за океаном? Что-то доброе или непоправимое? О чьей смерти я услышу сейчас от тебя? – незаданные, безмолвные вопросы, десятки их, больше чем имен в ее ночной молитве.
