– И нахрена, собственно, я это предприятие затеяла? – спросила Людмила не то себя, не то хлопающего жёлтыми глазами кота, который ответа на вопрос не знал, а потому выразительно заглянул в глаза хозяйке и робко мяукнул. Стоя перед распахнутой настежь боковой дверью гаража, ведущей с виду в небольшое тёмное помещение, забитое строительным хламом, мешками со старыми вещами и пылью, Полякова пару раз оглянулась, спихнула с кроссовки кота и быстро-быстро зашептала слова в сжатый кулак; звуки, слившиеся с горячим дыханием, ухнули, закружились и растворились в неизвестности. Кот, обиженно махнув пушистым хвостом, вальяжно прошёл в помещение и исчез, а следом за ним поспешила и Людмила.
– Ин-вен-та-ри-за-ция, – по слогам отчеканила хозяйка гаража. Или Избушки-на-тех-самых-курьих-ножках. Зависит от смотрящего. Дверь за спиной захлопнулась, вспыхнули огарки свечей и воцарилась непривычная городу тишина; такой не встретишь там, где живут люди – такой тишины быть и в помине не должно там, где есть люди. Кот, которому Баба Яга так и не удосужилась придумать ни имени, ни прозвища, водрузил свою шерстяную тушу на печь, покрытую чернотой времени и сажи, скинув на пол чугунный котелок, и нагло озирался по незнакомым пенатам. Чертыхнувшись, ныне Полякова Людмила Павловна, шикнула злобно на кота и оттолкнула котелок.
Не то, чтобы это было так уж необходимо и обязательно – проверять, как там Избушка поживает, как вещички сторожит, да не развалилась ли ещё, но чувство долга и не остывающей веками привязанности, не давали окончательно позабыть об этом месте – этой сущности. Ничего тут не менялось. Печь на месте, табуретки на месте, даже покосившийся столик с лавочкой – и те стоят, и ещё столько же простоят. Жаль, что Икею в Избушку не пристроить, рассыплется в прах этот ДСП. Не то, что дуб.
Но было неспокойно. Бегло осматривая редко вспоминаемый «дом», Яга нутром чуяла, что что-то не так. Дух стоит незнакомый – будто к затхлости и древности, отдающими не то горечью, не то сладостью, примешалось нечто иное.   
– Ну-ка, – Яга выпрямилась во весь рост и сузила глаза, обращаясь к невидимому собеседнику, – показывай схрон.
Зазвенели колокольчики.

***

– Как ты впустила-то, курица окаянная? – гневно топала ногами Людмила, расхаживая из угла в угол. – Обманули? Морок наслали? Пыль в глаза пустили? Да у тебя нет глаз! – невидимый собеседник общался иначе; не так как принято – не голосом, а скрипом, где гулким, где протяжным, почти что жалобным.
– И не помнишь ни черта? Да я тебя на переделку в то место отправлю, откуда ты появилась, скотину такую! – бесновалась Яга. Обиженно хлопнули оконные створки. А затем ещё раз, но уже злее – аж пол затрясся. Ухватившись за печку, Полякова зашипела. Гнев блестел в темнеющих глазах; сведённые к переносице брови грозили налезть на нос, а сжатые в тонкую полосу губы треснуть от напряжения.
Злоба Яги хуже чумы, говорили когда-то. Но в современном обществе, где у каждого в наличии пяток травм, три психоаналитика и курсы по психологии (и тестики на сомнительных сайтах), насылать проклятия уже не модно; теперь есть инстанции, комментарии в Инстаграме и море других способов вылить гнев на определённую прослойку населения.
Баба Яга вообще считалась сговорчивой, даже отходчивой. Но чего не прощала, так это обмана и воровства. Особенно – воровства.
Сеть в том месте, где действительно находилась Избушка, не ловила. Да и абонент не отвечал, – это Яга выяснила, когда выскочила «из гаража», нервно выискивая нужный контакт. Когда абонент не «абонентил» уже в четвертый раз, а приятный женский голос начал порядком раздражать, Полякова залетела обратно и начала рыться в вещах. Избушка испуганно покачнулась, и замерла в ожидании. Кот, которому в целом было плевать, что происходит, перевернулся на другой бок, и приятно вытянул лапки.
Сама Яга никого не найдёт. Не знала, кого искать; слишком много людей, слишком много тварей ходит, спутает же, обидит не тех, век не простит же себе подобной оплошности. Она же теперь тоже цивилизованная.
Вытащив с трудом на свет из схрона нужный предмет, – зеркало в человеческий рост с искусной витиеватой резьбой по краям, – Полякова начала в него напряжённо вглядываться, мысленно радуясь, что дома у неё есть «вольтарен», согревающие пластыри и ортопедический матрац. По поверхности зеркала пошла рябь. Сначала едва-едва, будто от ветра, затем сильнее, и сильнее, словно в центр его бросили камень.
– Что же ты, русалка неблагодарная, трубку-то не берёшь? – загробным (для пущего эффекта) голосом пропела Яга, рукой проведя по зеркалу. Рябь замерла. И вместо своего отражения Яга теперь видела миловидную девицу. Да это только пока она когти с зубами не покажет.
– Чего это тебе там не нравится? На звонки не отвечать? На «эс-эм-эски»? Я даже в «ваццап» тебе звонила, а ты игноришь! – Полякова была бы рада ещё поругаться, потому что очень не любила, когда ей не отвечали, в особенности, когда прочитали и не ответили – верх неуважения к её персоне, но дело не терпело отлагательств, и на побледневшего свидетеля было как-то наплевать. Свидетеля можно будет и подчистить потом.
– Собирай свои манатки и приезжай по адресу. Я тебе его скинула. Меня ограбили. И мне этой ой-как не нравится. А другим – ещё больше не понравится.
И с этими словами Яга была такова. Когда сеанс волшебного видео-чата был завершён, Людмила прикурила от свечки, и смачно затянулась.
– Пиздец, – констатировала Полякова. Избушка согласно качнулась.

В морях земных и космических плавали корабли, в воздухе парили птицы, железные и живые, а те, кому уготовано было лишь ступать по земле – передвигались по ней самыми разными способами. Тор знакомился с новыми и новыми технологиями, с различными подходами к жизни. Прежде он изучал лишь тех, кто был под его руководством, с кем приходилось так или иначе иметь дело, как будущему царю, как полководцу. Множество миров успев повидать, побывав в большом количестве смертных и ратных битв, он, оказывается, не видел и трети. Не видел того, сколь различны могут быть поведения и мнения в разных уголках вселенной. Ему никогда не приходилось иметь дело с таким количеством чужестранцев, с такими причудливыми зверьми, похожими на людей говором и характером, но созданных не природой. То, сколь разнообразна оказалась вселенная, для него, бога, было почти поразительно. Конечно, в рамках разумного. Языки он всё же изучал, и понимал большую часть местных весьма хорошо. Не зря матушка вынуждала его изучать диалекты даже тех, с кем Асгард виделся-то раз в межзвёздный цикл.

Где-то его знания оказывались исчерпывающими, потому что, что бы не думал его дорогой брат, книги он всё же читал. Хоть и не особенно любил проводить в библиотеке дни и ночи. Его занимали всегда больше практические занятия, да и когда с кем-то имеешь дело на прямую, то понять, что и к чему, намного проще. А то эти книги, Йормунгард их разбери, порой были написаны какими-то престарелыми безумцами, речи которых можно было понять только изрядно осушив царские погреба.

Мысли о брате всё ещё приносили боль, но уже куда как более успокоившуюся, застаревшую. Стало легче. На самом деле всё стало легче за те месяцы, что он провёл в компании Стражей. В особенности ему нравилось Древо. Мудрость, сквозившая в том, наполняла Тора готовностью к действиям. Вдохновляла на новое. Шутил кстати он тоже здорово, забавный малый.

Решение вернуться обратно он принимает за один день. За пару минут, на самом деле. Просто после одной из вылазок, уже поднимаясь с очередной пёстро-населённой планеты, он вдруг понимает, что у него остался где-то там целый народ. Его семья, не имевшая с ним буквального родства, но сердце за них болело всё также. Уходя тогда – он преследовал цель стать готовым. Изучить новое, перестроиться, научиться быть полезным им, тем, кто ему дорог, тем, за кого он должен отвечать. Ему не нужно было царствование в том виде, в каком его всегда преподносил ему отец. Теперь он понимал, что в чём-то, пожалуй, было правильным то, что ему стоило занимать позицию главнокомандующего. Править Асгардом в привычном понимании, сидя на одном месте и направляя свой взор как можно дальше, было не его стезёй. Сложить оружие и занять правящее место… не совсем то, чего ему всегда хотелось.

Он был царём по рождению, по крови и по праву. Но по натуре – скорее воином. Его единственный выход из ситуации – совместить в себе эти части единого целого, переплавить в животворящем вечном огне, подобном пламени Муспелльхейма. Только, конечно, без великанов. Никаких больше великанов, у него после одной из драк с таким до сих пор как-то странно лодыжку сводит. Мешает в битве.

Тора толкает на возвращение простая истина. Его народ ждёт его. Рано или поздно. Никогда не поздно защитить Асгард, изменить жизнь в нём – к лучшему. И всё то, что вернулось со щелчком, произведённым повторно, нужно было уберечь по новой.

Его никто не удерживает. Подбрасывают почти даже и до самого Асгарда. Прощание у них выходит спокойным, таким, каким оно когда-то давно было с Мстителями. Ему тогда требовалось вернуться к отцу, решить вопросы с престолом и нападениями на свои родные земли. Теперь же, когда руку отягощал уже шторбрейкер, а не молот, возвращаться обратно было даже легче. Пройдя очищение словно, посетив Хельхейм и вернувшись назад, лишённым всех мёртвых частей души, потеряв её смертные границы и обретя новые, более широкие, божественные силы.

Место, с которого он улетал тогда, полтора года назад, не изменилось почти. Но ещё с холмистой возвышенности перед его глазами предстаёт не тот фундамент великой эпохи, а самый настоящий расцветший город. И даже дворец в нём, выстроенный не из золота, но из камня белого, как снег, выглядит зеницей звёзд на полотне иссиня-чёрного неба.

Улыбаясь, вдыхая полной грудью глубоко, так, что та вздымается грузно, как плечи поддерживающих небесный свод, он чувствует привычную холодную свежесть. На его головой расползаются тени туч, лишь только гром где-то рядом гремит не угрожающе – торжествующе. Успокоено. Его душа наконец-то обретает столь тщательно разыскиваемый поход. А ведь стоило-то лишь вернуться, лишь увидеть Асгард.

Нужно было лишь осознать – он дома.

Воздух пропитывается лёгким озоновым запахом, пока он идёт в сторону главных ворот. Жители узнают его быстро, охотно выходят здороваться, уточняют, как надолго он прибыл. И никто не спрашивает, что будет с царским троном. Конечно. Губы сами собой полосуются тенью улыбки – у них уже есть царица.

- Я прошу аудиенции у Брунхильды, передайте Валькирии, что прибыл Тор, сын Одина.

На него смотрят с некоторыми удивлением, но покорно исполняют то, что просят. Как это обычно бывало с любой аудиенцией раньше. Хотя выпросить диалог с собственным отцом порой было сложностью большей, чем загнать в угол какого-нибудь бруннмига. А этого довольно вредного тролля надо было ещё устрашить. Царя же нужно было убедить, что вам вообще есть о чём говорить.

В итоге его провожают в глубь здания, подводят к нужным дверям, куда он и заходит. Без стука. Он ведь оповестил о своём присутствии, к чему ещё и стучаться?

- Вижу, твоими стараниями Асгард расцвёл вновь.

Он ступает не скрываясь, в шаге его есть что-то громовое, что стало нормой с тех пор, как сдерживание сил исчезло, как молнии стали течь по телу и оружие нужно было ему лишь чтобы проводить эту силу через него, куда воину, да и без оружия?

- Твоё имя, вне сомнений, начнут воспевать в новых легендах, - подходит ещё ближе, с грохотом характерным ставит штормбрейкер на пол, опирая о стену, и меняет свою одежду с боевых лат на привычную, домашнюю, мирскую, к которой за время жизни в Мидгарде привык даже больше, чем к своей броне, хотя та всё же и была ему ближе, - Или по пьяни в час празднества, не знаю, насколько забористое пиво осталось в погребах. Но я же уехал, наверное, пополнение мало исчерпалось?

Тор смеётся чуть хрипло, но улыбка всё равно спадает с лица, становящегося более серьёзным. Он вернулся не за тем, чтобы пожинать плоды чужой работы. Целью его возращения было желания посеять собственные семена блага в этих землях. Или, может быть, не совсем в этих.

- Слышал, эльфы опять не дают вам покоя, даже тут. Я знаю парочку веских аргументов, что могут их убедить, - где правый кулак – это доводы, а левый – аргументы, - И… присмотрел тут пару интересных мест. Где можно было бы возвести новый золотой дворец. Пара световых лет отсюда, рукой подать.

«Связать и подвесить к вывеске».
Вон того шляпного магазина. Рампо как раз вполне вписался бы со своей формой, как рекламный блок. Не экран, конечно, но тоже подойдет.
Это был уже 23-ий способ.
Сначала его можно было выкинуть в океан, потом связать и оставить на улице, затем закинуть в канализационный люк, подкинуть под чужую дверь с запиской, посадить в первую попавшуюся машину и отправить в неизвестном направлении, огреть кирпичом по голове и оставить до утра приходить в сознание, завести его в порт и оставить там, чтобы потерялся…

В своем воображении.

В своем воображении Фукузава уже 23 раза избавился от Рампо совершенно различными способами. Но это всего лишь воображение.
Почему-то мысли об этом успокаивали.
Юкичи поймал себя на том, что автоматически расслабляется мускулатура, дышит он ровнее, а настроение становится безмятежнее, когда он мысленно выкидывает Рампо в складское помещение обувного магазина, мимо которого они проходили, и запирает дверь снаружи на засов.
Даже тяжелые складки на лице разгладились. Он почти уже отключился и пришел в благостное расположение духа, когда…

«Самолеты. Дались тебе эти самолеты!».
Юкичи метнул две серых молнии в сторону мальчика. Потом перевел глаза к небесам. Интересно, там, за небом и самолетами есть Рай? И считается ли терпение по отношению к шумным, болтливым и несколько невоспитанным детям за достаточную добродетель?..
Волк вздохнул.
Какой там рай, рай ему не светит, даже если он с десяток Рампо в своей жизни вытерпит за раз.
От этой мысли его аж передернуло, нет-нет-нет! Спасибо, что Эдогава единственный и неповторимый. Второго такого он бы не вынес.
«Действительно уникальный. И буквально – единственный».

Одинокий мальчишка, брошенный в котел взрослого мира.
Фукузава неожиданно расслабился и посмотрел чуть вверх – там сияли огни наружной рекламы.
— Да, самолеты куда тяжелее птиц, — начал он, — но есть специальные люди – инженеры – они рассчитывают согласно правилам аэродинамики, какую массу воздушные потоки могут удержать и как. Поэтому да, в целом самолеты все летают по одним правилам. Еще у самолетов есть реактивный двигатель, он помогает самолету взлететь и лететь. То есть без топлива и двигателя самолет слишком тяжелый и упадет.
Юкичи помолчал.
— Бывают такие вещи – дельтапланы, они могут поднять человека безо всякого двигателя, как раз за счет законов аэродинамики. Насколько я знаю, нужен широкий-широкий, хорошо натянутый парус… — Телохранитель на миг запнулся, ошарашенный озарением – «и почему я раньше не додумался?!» — …как у воздушных змеев.
Он свернул с широкой улицы во тьму закоулка и скользнул вдоль кирпичной стены.
— Змеи тоже летают благодаря аэродинамике. Так вот, двигатель железного самолета позволяет поднять такую тяжесть в воздух и удержать, как воздушного змея.
Еще подумал.
— И поэтому все самолеты примерно одинаковой формы, тоже из-за правил, нужны крылья – аналог широко натянутого паруса. И вытянутая форма, чтобы сделать его обтекаемым – как круглый камень в воду кинуть. Точно также узкий самолет взрезает потоки воздуха и поэтому летит вперед – мало сопротивления. А еще нужен хвост, для лучшего управления, кажется, это позаимствовано у птиц.
Еще поворот, теперь они шли опять непонятно где, в полумраке и тишине.
— И конечно, отдельно разрабатывают материалы, чтобы они были прочными, но легче обычных. Корабли, например, сделаны из более тяжелого металла. И вот когда все вместе люди собираются – придумывают чертеж, рассчитывают массу, собирают двигатель, потом самолет из подходящих материалов, потом заправляют его и запускают… Он летит.
Фукузава выдохнул. Кажется, он сам не догадывался, сколько знает о самолетах.
В голове проносились картинки – а еще есть приборная панель, которая помогает пилоту им управлять, а еще шасси, чтобы взлетать и садится, кроме того, существуют грузовые самолеты, они еще тяжелее обычных…
«Стоп».
Волк немного мотнул головой. Хватит. Ощущение, словно загрузилась вся информация, какую он только мог собрать за всю жизнь о самолетах и строении воздушных судов. Достаточно. Он очень подробно ответил мальчику. Должно удовлетворить любопытство последнего.

Должно же?..

Серебряный Волк все еще пребывал в легком шоке с себя. Он только что объяснил ребенку, как летают самолеты. Фукузава не был уверен, что это – лучшее объяснение. Точнее – совсем не уверен, потому что слишком много умных терминов, начиная с самого первого – аэродинамики. Это очень взрослые вещи, но… Он не умел по-другому. Даже если бы и хотел.
Судя по тишине во время монолога, Рампо в кои-то веки увлеченно слушал. Наверное, это хороший знак. Юкичи свернул – сейчас они вышли на более-менее жилую улицу и гораздо ближе к их месту назначения, он срезал часть пути. Настроение улучшилось, Фукузава выдохнул. Так они успевают, можно расслабиться немного. Словно почуяв это, мальчишка начал снова жаловать на голод и усталость. Юкичи заметил вход в подвал жилого дома.

«Запереть его там с кляпом во рту».
Двадцать четвертый.

— Давай так, — Волк прикрыл глаза, остановился и развернулся к чуть отставшему Рампо, тон был серьезным, но не резким – Юкичи уже почти научился.
— Через два дома будет мини-маркет. Он должен еще работать. Мы зайдем туда, и ты выберешь себе несколько сладостей.
Мастер боевых искусств внимательно посмотрел на Эдогаву-младшего.
— Насколько я понимаю, это придаст тебе сил. Мы прошли примерно половину пути.
Про закорки Фукузава благоразумно ничего не ответил. Он уже нес его ОДИН раз, этого достаточно. Сейчас он его покормит, им должно хватить сил…. Одному – сил, другому – терпения, чтобы дойти уже до треклятого театра.
«И почему он так далеко?».
Впрочем, раньше ему так не казалось. Рампо обладал удивительным свойством – в его присутствии время замедлялось и секунды превращались в долгие часы. Возможно, основная уникальность парнишки в этом, а вовсе не в его гениальных умственных способностях, унаследованных у родителей.

Возможно.

Юкичи остановился перед стеклянной дверью, из-за которой приветственно лился желтый свет ламп – кругом было уже совсем темно. Он потянул за ручку, распахивая дверь – зазвенел колокольчик.  Фукузава не тронулся с места и остался стоять, придерживая дверь.
Секундный прямой взгляд глаза в глаза: «Я тебе покупаю конфеты, ты молча и спокойно терпишь до театра».
В конце концов, мальчишка и правда устал, еда его подбодрит, часть сил он должен был восстановить, пока Волк его нес на спине (вспомнить страшно, до чего дошло)… Должно сработать. Юкичи не сомневался, что пацан его понял – он был умен. Он кивнул.
— Заходи, — и скользнул внутрь следом, прикрывая дверь.
Сейчас, когда они выиграли от срезанного пути, можно было быстро купить сладостей, а потом они бодро дойдут до места назначения. И там он передаст парнишку в руки директора театра.
И забудет об этой ночи – как о страшном сне.
«Навсегда».
Фукузава молча ждал у кассы, пока мальчишка выбирал себе еду. Как хорошо, что он не руководитель, не няня, не директор, не родитель и не начальник! Он бы не справился отвечать за кого-то, кроме себя. А тем более – за брошенных, потерянных в этом мире детей.
И никогда не будет таковым.
«Никогда».

— Сейчас сладости возьмем и пойдем обратно. Это очень важная составляющая, между прочим!

Рампо понимал, что времени у них осталось немного, но достаточно для того, чтобы зайти в интересующий отдел напоследок. Он несколько часов ходил по разным магазинам, и даже когда Йосано не особо проявляла интереса, затаскивал её внутрь и начинал показывать разные вещи, спрашивая, подойдет ли ей. Ему было весело, и девочка немного оживлялась, что было крайне важно, ведь в момент первой встречи она практически не проявляла никаких эмоций. Кроме того, была важная миссия обеспечить Йосано Акико необходимыми ей вещами и предметами, а поскольку она периодически замыкалась, Рампо брал дело в свои руки и настраивал на нужную волну. В итоге, они набрали несколько пакетов, будет, чем похвастаться перед новоиспеченным директором детективного агентства. Кстати, Йосано волновалась о времени, ведь Фукузава отпустил детей только на определенный срок, и Рампо прекрасно это помнил. У него всё было рассчитано!

Вкусности для всех, включая Фукузаву, были успешно закуплены. К сожалению, дурацкие правила взрослых не разрешали есть и пить в не отведенных для этого местах, иначе бы детектив уже бы вскрыл шоколадку и запил её газировкой. Он так делал раньше, и постоянно получал упреки и замечания. Надоело.

Совместный поход в торговый центр был небольшим лучиком света в царящем ныне хаосе, где каждый день происходили новые преступные инциденты, и даже по несколько раз за день. Работы у великого детектива было вагон и маленькая тележка, за раскрытым делом сразу же шло новое. Этот круговорот не заканчивался, Рампо ответственно продолжал делать то, что у него получалось лучше всего, и в какой-то момент его ультра-дедукция начала подавать тревожные сигналы. Раньше он надевал очки, и способность делала всё остальное, касающееся определенного дела. К нему обращались часто, но все-таки, с перерывами. Сейчас перерывов практически не было. Массовые убийства, ограбления, пропажи людей, стычки группировок. Теперь Рампо читал все газеты только в очках, запоминая каждую крупицу информации, плюс в его распоряжении была вся база данных полиции. Ещё бы, они сами охотно согласились сотрудничать, поскольку своих собственных сил было недостаточно. А детективное агентство только начало своё существование, несмотря на то, что Эдогава Рампо уже был известным детективом.

Он мог хоть сейчас надеть очки и включить свою способность, но не хотел портить атмосферу легкости, тишины и спокойствия, пока они делали покупки. Йосано немного расслабилась, и это сейчас было самым важным. Ультра-дедукция сделает своё дело уже в офисе, там и свежий номер газеты должен быть.

— Фукузава-сан! Мы вернусь! Как раз четко по расписанию, да? И посмотри, сколько у нас всего!

Положив свой пакет на один из стульев, и забрав пакетик мармеладок, Рампо направился к своему столу. Как и предполагалось, газета лежала на своем месте, ждала своего часа вместе с конвертом от служителей закона. Мальчишка сел, открыл пакет, надел очки и взялся за газету и сведения от полиции, где менялись только лица, но не события. Однако, эти самые события больше всего волновали детектива. Их было много, и некоторые идентичные, прослеживался определенный почерк. Например, исчезновения и похищение людей, где фигурировали дети. У некоторых были имена, а остальных прописывали в общей сводке. Ни свидетелей, ни подозреваемых, но все действия были четкие, продуманные и выработанные. Всё в разных точках города, порой по несколько случаев. Одни числились как пропавшие без вести, других находили мертвыми. Планомерно по каждому району, но не друг за другом, наверняка специально, чтобы не прослеживалась последовательность.

Рампо бросил взгляд на Йосано, девочку, которую они с Фукузавой спасли, вырвав из лап нового босса мафии. Неудивительно, что Мори-сенсей хотел вновь заполучить себе сильного эспера, с его складом ума и её способностью можно было наворотить массу дел. А Йосано Акико была ребенком, как и сам Рампо, и не заслуживала подобного отношения и тем более охоты за собой.

Детектив пролистал материалы. А ведь кто-то действовал так, будто охотился, но не знал, что или кого конкретно искал. Все эти похищения, все эти смерти, район за районом. И другие жизни можно было спасти! Только действовать нужно было быстро. Доказательств не было, но существовало одно место, которое ещё не было затронуто, и где находилось множество людей, о которых бы никто толком не вспомнил.

Рампо встал. Хорошо, что Йосано ушла к себе в помещение, специально отведенное под медицинский кабинет, детектив хотел поговорить с Фукузавой наедине.

— Фукузава-сан, я понял. Ты же тоже читал всё, что у меня было на столе? Так вот, мы спасли Йосано-сан, но можно спасти ещё жизни! Смотри, похищают детей, это уже закономерность. Они не остановятся, пока не найдут кого-то. Ты ведь заметил, да? И я думаю, следующим шагом может стать Сурибачи, это идеальная локация. Фукузава-сан, надо что-то делать!