{ Что с тобою и со мною творится
Перешли давно разумные границы }
В следующий раз, когда твоя очередная [последняя] наполнится по края, обещаю, я включу камеру и буду снимать самого "трезвого" человека на просторах выскокультурной столицы на память. В следующий раз, когда ты окажешься у стен института, не обещаю, что останусь такой же невозмутимой. Если ты решил воплотить в реальность притаившуюся слишком глубоко на душе мечту с подобной встречей, то поздравляю, всё прошло мягко говоря с блеском. Ты и сам блеск. Как пламя.
Обжигаешь...

Оказаться на твоем дне рождения без подарка казалось самой опрометчивой ошибкой. Даже неожиданное приглашение, если честно, не должно было меня так дезориентировать. Знал бы ты, с каким усердием я подхожу к подбору поздравления и подарка! Там любая наша постановка и близко не стоит, тихо курит в сторонке и потягивает портвейн. Однако и из этой ситуации, к счастью, можно найти выход.
- Лёв, раз уж на то пошло, - усмехаюсь, пододвигая поближе благополучно оформленные шоты, параллельно первый подхватываю и отправляю к уже выпитому алкоголю.- С меня любое исполнение желания. Но только одного, учти! - звонко смеюсь, вылавливая заинтересованный взгляд. Твой. Привычно искрящийся и пленительный. И снова вечер обретает более яркие краски. И каждый вздох твой, лёгкое касание дыхания ощущается особенно. Стоит ли мне говорить о том, как это приковывает к тебе?
Стоит ли
п р и з н а т ь с я ?

Очередной тост и встреча наших глаз. Снова таинственные полуулыбки и неосознанные молчаливые диалоги. Все меньше я ощущаю присутствие остальных ребят. Они растворялись, становились белым шумом и тенями в ярком неоне бара. Даже Макс, что всегда лавировал между столиками рядом перестал появляться в поле зрения. Особенно теперь, когда разделяет нас всего лишь узкая барная стойка, на которой еле помещается часть заказанного алкоголя. Твой взгляд затмевает все, а улыбка меткими ударами проникает всё глубже под возведенную вокруг сердца броню.
С самого первого дня.

{ Сердце билось, как буря о скалы
Я тебя так долго искала  }
Каждая секунда, проведенная рядом с тобой вселяла в меня твою естественную простоту и безрассудство. С того самого момента, когда еле размыкая глаза в непреодолимом желании уснуть прямо здесь и сейчас, я обернулась на шорох рядом, сразу же цепляясь за лукавую ухмылку. Мне до сих пор интересно, зачем ты вообще пробрался в чужой институт и на ту лекцию, но я не рискую. Слишком уж привлекает меня наивная и ванильная вера в высшие силы. Кто знает, может это судьба? Неожиданная, но до одури манящая. До тлеющей истомы желанная. Вновь и вновь возвращаюсь в тот день, вспоминая поразительно яркие и сказочные сны, которых я лишилась задолго до этого. И пепельные пряди, аккуратно сплетенные в небольшую косичку, поразительно привлекательную и умилительную. Тогда я впервые задумалась о том, как же бесконечная простота и неутолимая забота могут столь филигранно переплетаться в одном человеке. И только под отрезвляющий дым третьей сигареты за ту бессонную ночь, я все же отыскала ответ. Простой и немного детский. Наивный и от чего-то слишком цепляющий.
Однако тогда я и не догадывалась, как ты раскроешься позже, проявляя живой интерес не только к искусству во всех его проявлениях, но и конкретно к театральной стези. В самые сложные мгновения наши разговоры о грядущем выступлении группы вытягивали из пучины пустоты и одиночества. И пусть я не была близка к другим ребятам, почему-то всегда была уверена, что движущей силой и вечно работающим моторчиком являешься как раз ты. А потом я услышала ваши песни... в твоём исполнении они звучали неописуемо. Завлекали и не давали шанса выйти безразличной из этого океана чувств.

Казалось, тебе все давалось просто. Как и твое отношение к жизни и окружающим. Однако за этой простотой скрывалось слишком много осколков и граней, которые мне хотелось не только разгадать, но и прочувствовать каждой клеточкой тела. Даже сейчас, когда ты тянешься ко мне, а я неосознанно приподнимаюсь с места, облокачиваясь на барную стойку рядом, чуть ли не опуская голову на твоё плечо.
Твои идеи немного безумны, но меня это лишь сильнее заинтересовывает. Твое предложение о смене местоположения одновременно пугает и заводит. Даже отвечать не приходится, мои глаза говорят сами за себя. А учитывая то, как стремительно ты расплылся в хитрой и таинственной улыбке, все реакции ты считываешь уже мгновенно. Или мне лишь так только кажется на пьяную голову?

Раз уж проводить этот вечер с размахом, то с громким смехом, наполняющим стремительно объезжающее людные улочки такси, и не менее впечатляющими навыками. В следующий раз обязательно покажу тебе, как быстро взламывать двери, по выражению лица твоего вижу, что заинтересовала этим. И, возможно, не на дверях усадьбы, а то такими темпами станем грозами всех буржуазных памятников архитектуры.
Как только полумрак некогда живого места смыкается за нашими спинами, на лице неосознанно появляется хитрющая улыбка. Неосознанно начинаю перенимать у тебя реакции, ты же не против? Поворачиваюсь к тебе с тенью интереса в глазах, но и задуматься об этом не успеваю - слишком быстро начинаю смеяться в ответ на твой непривычно деловитый вид при попытке зажечь свет. И только уголки губ, изгибающиеся в ухмылке выдают наигранность. Я была готова отдать все за то, чтобы растянуть столь уединенные мгновения, особенно окрашенные дружным смехом, однако вместе с выключателем в одной из комнат в твоих руках отыскала куда более привлекательный вариант. Желанный в самых потаенных и смелых мечтах. В тех, где мы с тобой много ближе.
Скинутый на пол пиджак и короткое платье едва ли походили на то, что некогда носили дамы, проходя в этот зал. Мы оба были словно лишними элементами в бальном зале, и вместе с тем, стоило твоим ладоням устроиться на моей талии, а моим - начать шутливо играться с твоими волосами, как окружающая среда сама начала подстраиваться под нашу атмосферу. Под слишком близкий и чувственный танец. Мне кажется, мы бы так и остались здесь до самого утра, если бы не твой комментарий про сказку. И если бы не наше жгучее желание отыскать заветную розу, вместо которой нам удалось отыскать мягкую кровать и продолжить иной танец в новой плоскости.

{ Наши чувства в зените
И нам вряд ли получится скрыть их }
Просыпаться в твоих объятиях настолько приятно, что свинцовая тяжесть похмелья, кажется, притаилась в сторонке, не желая нарушить царившее у нас умиротворение. Мне было всё равно на то, где мы находились, хоть это едва ли напоминало наши квартиры. Было плевать на легкий морозец, покрывающий еле заметными мурашками мягкую обнаженную кожу, как только так покидала плен одеяла. Чувствую твоё дыхание на шее и пододвигаюсь ближе, начиная медленно поглаживать подушечками пальцев твои руки, уверенно обхватившие мою талию. Чем больше я пыталась вспомнить события прошлого вечера и ночи, тем стремительнее убеждалась в бессмысленности сие действия. Чуть недовольно фыркаю, удобнее устраиваясь поверх тебя, интуитивно тяну за собой и одеяло, чтобы поскорее укрыться от утренней прохлады.
- Доброе утро и вам, мистер бывший именинник, - посмеиваюсь, предугадывая твое выражение лица. Даже не глядя, уверена, что на нем красовалась лучезарная улыбка. Поправляю лямки платья, ощущая как то начало беспринципно спадать ещё во время сна и теперь не желало останавливаться, вместе с тем чуть морщусь, когда ты включаешь телефон. - Уф... ярко. - могла отвернуться или вообще сползти с тебя, удобно устраиваясь рядом, но вместо этого лишь несколько раз моргаю, чтобы глаза привыкли к свету, который все равно скоро дошел бы до нас из больших окон. Медленно перевожу взгляд на них и только сейчас замечаю то, что начинает обращать уединенную атмосферу в переливающиеся зеркальные осколки. Мысленно прокручиваю чуть просветленные воспоминания о недавнем прошлом и отвечаю чуть озадаченно, переворачиваясь со спины на живот, заглядывая прямиком в твои глаза. - Смею предположить... как бы безумно это не звучало, - резко замолкаю, вслушиваясь в отдаленные голоса и вылавливая из них знакомые слова, после чего начинаю тихо смеяться. - Мы так с тобой надрались, что оказались в усадьбе Лейхтенбергских, - очередной смешок срывается с губ, после чего я утыкаюсь подбородком в твою грудь.
- А ещё, похоже, там идет экскурсия. И она, по идее скоро дойдет до нас, - сама не до конца понимаю, почему в столько неординарной ситуации сохраняю непоколебимое спокойствие. Даже сердце в груди бьется так, словно все идет по плану и ничего странного в этом утре нет. - Но мне чертовски не хочется покидать кровать... давай притворимся восковыми фигурами, м? Может прока-а-атит, - надуваю опечаленно губы, понимая, что такой фокус точно не прокатит. Чудо, что мы ещё не попались сотрудникам музея. Однако это же и было нашим шансом на спасение от шокированных лиц и дальнейшей экскурсии в ближайший полицейский участок. Ловлю в твоих глазах схожие эмоции и чуть тяжело вздыхаю, поднимаясь и для начала оставаясь в сидячем положении, удобно устроившись на твоих бедрах. Только после этого немного лениво поднимаюсь с кровати и подхватываю валяющийся в проходе пиджак, переводя на тебя растерявшийся взгляд. Я понятия не имею, что делать дальше, Лёв. Нам явно нужно что-то придумать!

[indent]— Прошу прощения, Даниил. Как уж от вашей бабушки услышала — она вас только так и называла. Учту, на будущее. — Поправку к имени женщина принимает с понимающим кивком. Звучность имени внука Агриппины Федотовны поленица заприметила ещё, пока внимала словам старой ведьмы, но придержала любопытство. В конце концов, сколько родителей стремится придать имени будущего чада если не благозвучности, то уникальности — себе в радость, ребёнку в ежедневную микроагресию. Не исключено, что сама Воронцова тому и способствовала, веря в некую силу имени. Впрочем, погодите-ка... Пользуясь случаем, пока молодой человек закрывает глаза и будто бы уходит вглубь себя, Белая повнимательней приглядывается к Даниилу, к форме его лица, скул и губ, к оттенку кожи. Видится женщине в чертах лица спиритиста нечто... испанское? Колумбийское? Если память поленице не изменяет, культурный обмен между Колумбией и СССР был довольно близким, а уж сколько контактов на почве «дружбы народов» — иногда удивительно близкой и скоропалительной — бывало, только успевай держаться..! Верно, большинство страшилось при этом исполинского культурного разлома, или интересовалось лишь построением светлого трудового будущего — но ведь и страсти случались, и любовь даже. Правда, не всегда всё хорошо кончалось: разбитых сердец и брошенных на произвол судьбы детей было в разы больше. Однако одна счастливая семья, бывшая ей соседями по лестничной клетке, Василисе поныне была памятна. Тяжело пришлось ведь в 90-е годы африканскому студенту, решившему вопреки всему остаться в чужой ему стране, а ведь поди ты!
«Семью завёл, на завод устроился, и дочурка, Ксюшенька Н‘джобу, тоже у них в любви и достатке росла». — С теплом на сердце и лёгкой тоской в глазах Белая прикладывается к чашке, глядя за кружащимися в вихре снежинками, так похожими порой на судьбы и жизни. — «Может, так и у Даниила было. Хочется верить в хорошее...»

[indent]— Не все умеют, или хотят договориться. Или знают, как с живыми на контакт выйти. Сами знаете, как у призраков, ум за разум способен заехать — хорошо, если себя вспомнят. — Поленица покачивает головой, соглашаясь с Даниилом. Некоторые призраки, помнится Василисе, вовсе бывали настолько погружены в свой собственный мирок, что не осознавали смертей, раз за разом переживая события прошлых лет, пока вконец не растворялись навьим туманом. — Полынью дом окуривала, говорила вслух так... По доброму хотелось поступить, как с соседом по коммуналке. Казалось, на несколько ночей время помогло, стих. А потом буйство началось, и не детские шалости. То люстра на голову рухнет, то шкафом зашибить попытается. Зеркало в ванной недавно взорвалось прям в лицо... Приятного мало.
Последние лучи заходящего солнца бликуют в окне, ветер крепчает; следом крепчает и сочащийся сквозь щели в подоконнике февральский ветер. Ох, не упустить бы момент, когда дыхание зимней стужи сменится могильным ветром, и заскребут по стёклам, незримые ногти... Она открывает было рот, чтобы ответить на вопрос Даниила, но холодок, нездешний и сырой, похожий на хриплое дыхание, дует Василисе точно в основание шеи.
«Рано ты сегодня, соседушка». — Женщина отмахивается, упрямо сощуривается и бросает недовольный взгляд в стену, точно желает зрачками пробурить отверстие в соседнюю комнату. Только после этого она ловит взгляд Даниила — тот уловил наверняка что-то, наверняка чары какие предварительно наложил — и кивает. Слабое покалывание, едва-едва ощутимое, словно отзвук крыс в стенах или гудение проводки, пробегает по коже. Хорошо хоть успела предварительно осыпать солью посуду, да на газовый вентиль освящённый оберег нацепила. Мало ли, что придёт на ум разъярившемуся неупокою, когда все прочие варианты исчерпает.

[indent]— Узнала, к счастью. Хозяйка о прежнем владельце говорить не хотела, отнекивалась, да и документов тут не осталось — увезли давно. Но я соседей поспрашивала. — Рывком поднявшись со стула, поленица приглашает колдуна следовать за собой, по дороге прихватив со стола вскрытую солонку. Богатырское чувство привычно ведёт женщину в гостиную, где почти всё осталось неизменным со времён прежнего владельца жилища — крепкая и долговечная мебель из массива, старенький телевизор, шкаф и диван с наброшенным поверх клетчатым пледом. Новые здесь разве что наполовину распакованная сумка Василисы, что покоится в углу, да подвешенный на вбитых в стену, над кроватью, крюках, фамильный топор. Отчасти, поленица понимает гнев призрака: ещё бы, ведь практически всё в квартире осталось от прежнего хозяина, и с его точки зрения она здесь чужеродна, опасна... Вот только "понять" отнюдь не значит "спустить на тормозах".
— Здесь прежде мужчина жил. Павел Никитич... Шиманский, если не путаю. На каком-то из местных заводов уйму лет проработал, до глубоких седин. Вроде бы, ценным специалистом числился. — Василиса пожимает плечами, перекатывая в руках солонку. По крайней мере, так нынче подсказывает . Остаётся положиться на неё, да на сарафанное радио, которое пришлось по лоскутку собирать с каждого соседа, да всякий раз сверять одно с другим. — На пенсию лишь по инвалидности ушёл, из-за производственной травмы. Соседка из квартиры напротив шепнула, мол, раньше ходили слухи, что его кто-то намеренно «облагородил», что от кисти только обрубок остался. А после его видеть стали всё реже и реже — только если за покупками выходил, или если скорую вызывал. Говорят, в этой самой квартире и помер, и что нашли его тело не сразу: только через недели две, как запах невыносимым стал.
«И... Что ж. Этому слуху я склонна верить больше всего».