шёпотом доверяют лишь секреты, одними губами — потаенное,

он не открывает рта, когда думает — знает, что слышно, льду недостаточно впрядать в себя одно даже дыхание, ведь оно заканчивает свой ход когда-то ( какой это отрезок времени? когда оно перестало идти вперёд и окоченело вместе с ним? ) и теперь жадно вбирает в себя промежутки непроизнесенного — ныне секретов нет, кай расплетает себя всего вместе с плотью, кровью и оставшимися осколками :

— единственное, что тебе к лицу — только смерть.

ложная герда лепит свою фигурку из трупа королевы, новая корона из её костей, тоскливое подобие человека — распорешь грудную полость точилом будто выстраивая изваяние — наткнешься на переписанную вечность ; глаза слепят солнечные зайчики, отскакивающие от фигуры матери и отца — стоят прямо перед ним, чтобы не было скучно, чтобы желание закончить все это никогда не исчезало, назойливым напоминанием,

в сказках от беспробудного сна возрождают поцелуями —
в реальности разве что остается вонзиться зубами да сломать их об толщу ледяной плоти, наросшей на гнили, настолько дотошно воссозданной, что кричит: я живая — а кому лгать, если все, кто может поверить, не в гробах, а тут — ледяными фигурами, чтобы смотреть.

осколки льда время от времени прорезают глазное яблоко — кай слизывает с губ кровь и вырывает их, иногда бьётся глазницей об острые углы, чтобы на время заглушить иллюзии, герде подарить их как цветок — ничего не заметит, а потом налететь на них горлом, чтобы пробило бы, да только в застывшей бесконечности все вовремя восстанавливается.

в отражении он все такой же: не по возрасту длинная фигура, только волосы растут и закрывают глаза, чтобы не видеть ничего из, детские травмы прорабатывают, а ты здесь — в вечной неопределённости меж взрослым и ребенком,

когда-то стоило сказать, что стоит выпасть снегу, и он убил бы себя, а теперь он не перестаёт опадать хлопьями.

насмешка — она была солнцем, а теперь это:

— я бы так хотел сказать, что люблю тебя, потому что все, кого я любил здесь,

— я бы так хотел сказать, что ненавижу тебя, потому что все, кого я ненавидел, здесь,

— больше, чем умереть самому, я хочу, чтобы ты страдала, потому что я ничего не скажу.

кай закрывает глаза и улыбается белизне, просачивающейся сквозь щели,

он хотел бы, чтобы этому ( кто _ ты ? ) стало больно от этих слов, но больно все ещё только себе.