Мартина - тысяча и одна чашка обжигающе горячего кофе, что так и не будет выпит. Нервные движения, резкие, рваные вдохи и уничтожительный взгляд глубоких карих глаз, в которых с детства поселилась железобетонная тяжесть, которую не легко вынести даже взрослому. Мартина - это уверенность в каждом шаге, нарочитая грубость, отсутствие банального такта со всеми, кроме родственников и близких жертв, да и для тех припасена доза живительной, въедливой прямолинейности. В ней слишком мало от нормального человека, но много от хорошего копа, которым она так отчаянно стремится стать.

Фрай первая приходит в участок и уходит последней. И если поначалу ее как-то пытались вовлечь в полицейское братство, приглашать в бар по пятницам и на барбекю раз в месяц, то со временем все сошло на нет, даже бесноватые шутки, которые попросту не были в состоянии пробить броню девушки, пришедшей в полицию лишь для одной цели - работать и делать свое дело. На все остальное ей попросту было плевать. Напарники не выдерживали и сливались, отказываясь с ней работать. И если бы не результативность и профессионализм, Фрай давно бы вылетела из убойного к черту, ведь полиция - это про работу в команде. По крайней мере, ей часто так говорили, в очередной раз отчитывая.

Дело Кукольника - своего рода наказание, но и шанс проявить себя. Брошенная изголодавшейся по стоящей работе девушке кость, которой она, вполне возможно, забьет последний гвоздь в крышке гроба, в котором похоронит свою карьеру, если не справится. Кукольник не оставляет улик, не подвержен лишним эмоциям, прекрасно умеет планировать свои действия и подгадывать идеальные моменты. Таких убийц не просто поймать, если только они сами не совершат ошибку, попросту заигравшись в Бога. Но сколько к тому времени будет жертв?

Для Мартины это дело - почти что личное. Одержимое упрямство толкает вперед, заставляя раз за разом прокручивать в голове факты, допрашивать родственников и коллег жертв, выискивать зацепки и связи, даже едва уловимые, те, на которые обычно никто не обращает внимание. В ее глазах лишь капля усталости, а напряженная линия плеч не дает причин сомневаться - детектив Фрай не остановится и не позволит себе дышать свободнее, пока не поймает ублюдка. Просто потому что когда-то такой же монстр проделал нечто подобное с ее матерью.

Девушка с нескрываемым раздражением скользит взглядом по протянутой для рукопожатия руке, соблюдая эту простую формальность разве что потому, что на нее внимательно смотрит начальник. Вмешательство ФБР не приносило радости еще ни одному копу на ее памяти, но для Фрай присутствие новых лиц - это попросту потеря времени, которое и без того неумолимо ускользало. Ей не нужна ничья помощь, ей не нужны свободные руки, и у нее нет ни малейшего желания играть в сотрудничество и изображать лояльность или хотя бы сдержанное уважение. Принятие - все, что она может дать агенту Тейту, и все, чего добивается от нее руководство. И это помимо очевидных мыслей, въедающихся разрушительными червями в подкорку мозга - они все считают, что она не справляется?

Мартина скрещивает руки на груди, непроизвольно закрываясь от чужого присутствия в ее личном пространстве, ее кабинете, ее привычной среде обитания, где абсолютно всякий предмет и его расположение имеют для девушки какой-то сакральный смысл. Не в плане мистики, религии или какой-то помешанности на приметах, а просто потому, что так ей удобно, так лучше думается, так она привыкла вести и закрывать свои дела. На лбу пролегает глубокая морщина - детектив наблюдает за мужчиной, изучая его также неприкрыто, как и он ее. В конечном счете, чем быстрее они минуют эту нелепую стадию "знакомства", тем будет лучше для всех.

- Простите? - Фрай непроизвольно кивает, когда агент начинает описывать убийцу, как она вначале решила, но эта уверенность быстро тает, стоит мужчине продолжить. Выражение лица девушки моментально меняется. Напряжение усиливается, брови ползут вверх, а затем Тина все-таки берет себя в руки, с насмешкой продолжая наблюдать за агентом со стороны. Так сказать, с безопасного для них обоих расстояния.

- Я думала, вас прислали для помощи с убийцей, а не для того, чтобы провести мою психологическую оценку, агент Тейт, - Мартина делает особый акцент на его должности, словно пробуя ее на вкус, - или это ваш способ заводить новых друзей, так сказать, с ноги в грязной обуви в душу?

Взгляд цепляется за каждую нелепую мелочь в его внешнем виде, позволяющую сделать простой вывод - агент Тейт вряд ли находится на хорошем счету в бюро, по крайней мере сейчас. Может это какой-то кризис, а может он попросту встал на путь саморазрушения, но разительные отличия от классических агентов, к которым Мартина привыкла и с которыми успела пересекаться, дают право предположить, что конкретно с этим типом ужиться будет непросто. Как минимум потому, что он смотрит на нее примерно с тем же посылом, что и она сама.

П Р О Б Л Е М Н Ы Й.

Крутится на языке. И Мартина лениво прижимается спиной к стоящей позади колонне, намеренно громко хмыкая. Скрывать свои эмоции, как и отношение, не привыкла.

- Пожалуй, я должна прояснить пару моментов, агент. Просто чтобы избежать недопонимания, - она цепляется за его скучающие глаза, в которых нет ни намека на любопытство, словно он все это видел уже миллион раз, и продолжает, - на текущий момент мы имеем уже четыре жертвы. С разницей в неделю. Все девушки одного типажа, все похищены с улиц, но убиты за городом, затем возвращены и размещены в местах открытого доступа, так, чтобы их непременно заметили. Руки, ноги прошиты лентами, за которые он их и подвешивает. По мнению экспертов швы выполнены безукоризненно, т.е. убийца имеет медицинское образование, хирургический опыт или смежные навыки. Он неглуп, не отличается импульсивностью, жертв тщательно отбирает. В районах похищения и размещения тел отсутствуют камеры. Следов не оставляет. С момента похищения до обнаружения тела проходит три дня. Убивает не сразу, готовится, соблюдает последовательность действий, которые можно назвать его ритуалом. Последняя девушка была найдена четыре дня назад. Это значит, что ублюдок уже сейчас выбирает новую жертву, которую мы найдем через три дня, - Мартина сделала паузу, обведя взглядом фотографии на доске, каждую из которых могла бы описать до мельчайших деталей с закрытыми глазами, - это то, что вы должны знать и о чем должны думать, если и правда намерены чем-то помочь в деле, - взяв не слишком толстую папку с делом со своего стола, Тина сделала пару шагов к мужчине, после чего вручила ему данные, мазнув взглядом по небритому лицу, не внушающему никакого доверия, - начальство требует ввести вас в курс - хорошо. Вся информация здесь, - она кивает на папку, а затем снова перехватывает холодный взгляд, - я веду это дело, агент Тейт. Не мешайтесь под ногами.   

Отступив назад, Тина схватила куртку со стоящей в углу помещения вешалки, а после кивнула на выход, прекрасно понимая, что попросту развернуться и уйти, оставив агента ФБР ни с чем, даже она себе вряд ли позволит. Не хватало еще тратить время на препирательства с начальством из-за "непрофессионального поведения". Сотрудничество в данном случае - минимальное зло. Вопрос только насколько велик запас терпения детектива Фрай?

оля всё продолжает что-то ему говорить, но седых упорно молчит, из раза в раз отталкиваясь тростью от пола. стул под ним встаёт на дыбы, опасно наклоняясь назад, затем со скрипом шлёпается обратно на всех четыре ноги. вадим повторяет так несколько раз, пока в кабинете не повисает гробовое молчание. тишину в кабинете хмельницкой можно резать ножом и мазать на хлеб, как прогорклое сливочное масло. кабинет вадима похож на музей, кунсткамеру и барахолку одновременно, а у ольги даже корешки медицинских справочников расставлены по цветовой градации, авторам и году издания одновременно. перфекционистка с махровым ОКР. у луня на металлическом архивном стеллаже позади стола в банках плавает всякая заспиртованная мерзость, за которую лунь каждый раз чуть ли не дерётся с патологоанатомом, пытающимся утилизировать бесценные находки вадима по протоколу обращения с биологическими отходами. у оли за столом огромное светлое окно, такие же светлые маркие шторы, как во дворце, только костюма екатерины великой не хватает. цветы в белых горшках, одинаковых, как под копирку. растут в одну сторону, точно каждый лист выверен по линейке. в кабинете хмельницкой вадиму никогда не бывает комфортно. он слишком идеальный и оттого кажется неживым.
- тебе опять хуже, - наконец говорит ольга, - ты не в состоянии мыслить рационально. не думал что-нибудь начать с этим делать? - она накручивает наманикюренным пальцем вьющуюся прядь, выбившуюся из пучка и изящно заправляет её за ухо. во взгляде гамаюна вадим мог бы прочитать затаившееся на дне зрачков беспокойство, но он не хочет верить, что оле есть до него дело как до человека, а не ценного кадра больницы, без которого придётся туго.
- я проходил реабилитацию, ты сама знаешь, - седых мрачно сводит брови и сверлит немигающим взглядом ковёр, - сейчас уже поздно пить боржоми.
- есть один способ перезагрузить мозг. контролируемая кетаминовая кома, вадим. в германии так лечат нейропатию, мы тоже можем попробовать. - женщина ищет что-то на столе среди бумаг. значит, готовилась к этому разговору и искала повод вызвать его в кабинет, куда его арканом не затащишь. когда лунь ей нужен, он моментально находит повод стремительно свалить.
- то есть ты хочешь меня вырубить, накачать кетамином и посмотреть, что получится? - моментально взвивается лунь, - интересно получается! как на мне эксперименты ставить - так пожалуйста, а стоит мне применить нестандартный протокол, так сразу суд! - он вскакивает со стула и принимается мерить кабинет тяжёлыми шагами, - и давай без избитого "раньше ты был другим". раньше у меня тут где-то был целый позвоночник.  - кулак вадима несдержанно опускается на  столешницу, он наклоняется к ольге и смотрит ей прямо в глаза, - и в нём не было горы болтов!
а ещё была жива лена.
- тебе хуже и все это видят. ты опять взялся за морфин, - перечисляет она, загибая пальцы, - ты два дня не отвечал на звонки. эш три часа ходил вокруг твоего дома и пытался до тебя достучаться. вадим, сядь, - раздражённо бросает она, - не мельтеши. у меня от тебя морская болезнь.
- а у меня от тебя аллергия, - агрессивно парирует седых, - зудит где-то пониже поясницы каждый раз, когда ты ко мне в душу лезешь. мне больно, ходьба меня отвлекает, - язвительно огрызается лунь, запинаясь об ковёр и чудом удерживаясь на ногах, - нет, оля, нет, нет и ещё раз нет. просто выпиши мне ещё таблеток и отстань от меня. я в состоянии работать и это всё, что тебе нужно знать. так что там с судом? - он недовольно опускается обратно на стул, - где твой хвалёный адвокат?
- не паясничай, - обреченно вздыхает ольга, - у нас серьезная проблема.
- в последний раз ты так бесилась, когда мы с эшем сломали томограф, - фыркает в недельную щетину седых, - кстати не забудь ему сказать, что мамочка и папочка просто немного повздорили и по прежнему его любят. - кажется, оля сейчас точно вскипит и начнёт на него орать, не стесняясь наблюдающей за этим балаганом мисс правосудие.

[indent] Нехорошее это дело - по проклятым местам шастать, закусывает губу Белая, задумчиво разглядывая незнакомку в свете фонаря. А для обычного человека вовсе рискованно. Не ровен час, прицепится такое, что потом только с кожей отдерётся, и дай-то боги, чтоб не буквально. Конечно, зачастую не всё столь пагубно, как малюют сказания, да легенды городские, всё больше мелочи - болячка какая прицепится, которую никакой антибиотик не сгонит, кошмарики помучают... Хуже, конечно,если прицепится к загривку такого несчастливца что-то куда более мерзкое. Или, на свой лад, живое.
«Вот тогда проблем будет бедолаге, век не оберётся». - Мысли Василисы невольно возвращаются к былым годам, и женщина поводит плечами, гоня прочь мурашки. Мерзейшее дело вышло в тот раз, задолго до Медного, но воспоминание было острым. И грязным. - «Если выживет. Разорять могилы удумать, это ж надо было...».
На мародёра, впрочем, незнакомка по мнению Белой походит... Да не походит совершенно. Те, как правило, приходят сразу с чем-то, куда можно всё мало-мальски ценное сложить, или с ломиком каким. Да и наверняка мародёр бы задал стрекача тут же, только заслышав нежданного человека. Преступница, причастная как-то к пожару? Какое-то мгновение поленица колеблется и приглядывается жёстче, но интуиция и чувства нашётывают, нет, не она...
[indent] Стрекалы дурной и воспалённой силы, что нет-нет, но покалывают само основание шеи и между лопаток, мигом сдувает прочь - точно паутинки под сильным порывом. От совершенно нежданной услуги Василиса вздрагивает, приподнимает брови, но почти тут же расслабляется. Сколько лет уж тут живёт и работает, а ведь поди ж ты! Никак не свыкнется с тем, сколько же в Медноуральске обитателей чудных. Экстрасенс...? Нет, поправляется женщина, скорее уж ведьма. Хотя и с теми, и с другими жди сюрпризов.
- С ним уже свиделась, даже на ручках через порог потаскала. Живой был, даром что в коме... Может, как очнётся Фома Игоревич, на мир взглянет по новому, пить бросит. Вот его другу свезло меньше. Как знаю, его и опознать пока не удалось. Ни по зубам, ни как-то иначе. Сплошь головешка, будто бедняга разом занялся. - Хотя, может, так и случилось. Василиса невесёло фыркает себе под нос и опирается плечом на скрипнувшую стену, не боясь следов гари. - Была в прибывшей днём на вызов бригаде. Пока тушили, не сразу смекнула, что да как, а вот как вытаскивать беднягу пришлось... Тушить стало попроще, как Бабурин дом покинул.
[indent] Свет фонаря ведёт по изуродованному полу, стенам, и поневоле женщина задумывается, прогоняет снова и снова сценарии того, что могли они сделать лучше, правильнее, быстрее..! Напрасное дело, конечно. Все сработали на отлично, и без толку глодать себя; не могут же они заряжать цистерны святой водой или предупреждать магические возгорания. Особенно сейчас, когда от жары и нагрузки натурально плавятся мозги.
- Не только человек, говорите..? Хм. Тут, - пожарная глядит на незнакомку с задумчивостью. По внешнему виду сложно судить, да и возраст иной ведьмы поди угадай, но выглядит та, словно дело своё знает. Пожевав губами, она кивает, - тут правда ваша, уважаемая. Больно голодный и злой был огонь, точно самого мужичка сожрать хотел, не просто пламя заклятое или какой-то сглаз. След тут есть, сама чую, но вот чей именно... Эх, не пойму никак! Только скажу, что с кухни самым дурным веет, авось там что-то и прояснится.
Пусть укусы горячечного жара поленице точно комариные, а незнакомка от этой скверны отмахивается свободно, тратить силы и время зазря не стоит. Да и что-то подсказывает, что сама молодая женщина настроена как нельзя серьёзно.
- Василисой меня звать. Рада встрече, госпожа-чародейка. - Подойдя ближе, поленица протягивает незнакомке руку для знакомства, ровно поглядывая снизу вверх. - Что скажете? Объединим усилия, пока всё совсем из-под контроля не вышло?

Теодора весь вечер не выпускает телефон из рук и почти не обращает внимание на то, что происходит вокруг. Лишь на уровне инстинктов улавливает атмосферу, цепляется за сокрытые масками лица, накидывая в своей голове варианты: кто из них, пьяных, больных, сумасшедших, достаточно безумен, чтобы оказаться тем, кого она разыскивает? Тео знает, что он здесь. Возможно, прямо в эту секунду рассматривает издалека ее лицо, скользит взглядом по стройным ногам, убеждаясь в том, что платье, которое сам попросил надеть и в которое она почему-то действительно надела для него (нет?), и в самом деле прекрасно сидит на обманчиво слабой фигуре. Эта мысль не пугает, нет, но будоражит, дурманит, пьянит. До дрожи в кончиках пальцев подстегивает все ее импульсы и чувства, заставляя ощущать себя как никогда живой, балансируя лишь на самой грани с опасностью и смертью. Круче, чем самый классный кайф. Круче, чем секс. Круче, чем гудящие после жесточайших тренировок на износ ноги и руки.

Теодора улыбается, читая очередной ответ. Скалит зубы в непреднамеренном удовольствии, в некотором извращенном смысле игнорируя тот факт, что разговаривает не с другом и не с любовником. В этой милой переписке ведь нет ничего доброго. Это даже не флирт. Не угрозы. Не попытка сближения. Скорее, болезненная борьба с затягивающейся на шее удавкой. Секунды "собачьего кайфа" перед самым падением в беспросветную пропасть. Когда он наконец нанесет удар из этой темноты, она станет винить себя за то, что кормила монстра? Или где-то в глубине темной души только этого и ждет, а потому и провоцирует, манипулирует, разводит на эмоции и бездумно бросает вызов, рассчитывая увидеть лицо и взглянуть в глаза? Это странное чувство уверенности в собственной правоте одновременно отторгаемое и желанное... кажется, все это сводит ее с ума прямо сейчас, а Тео все равно болезненно кривит губы, прося еще и умоляя не останавливаться. Было бы жестче просто оставить ее вот так, неудовлетворенной и злой, теряющейся в догадках, предположениях и неспособной получить свои ответы? Да, но они оба, вероятно, знали, что это - не конечная цель этой игры.

Фостер и не думает воспринимать написанное всерьез, но все равно оборачивается. Скользит взглядом по равнодушным, неадекватным лицам, обменивается с кем-то парой ничего не значащих фраз и даже соглашается на танец с каким-то не самым отвратительным и пьяным на вид парнем в костюме кровавого доктора. Ей хочется думать, что у нее все под контролем, как и всегда, но обманчивая стабильность мгновения лишь свидетельствует о том, что ловушка, в которую она сознательно шла, работает. По крайней мере ведьма уже томится в ожидании своего наказания, бесцельно блуждая взглядом вокруг и к собственному удивлению осознавая, что в эти мгновения совсем не думает о более глобальных вещах, что по обыкновению почти не покидают ее мысли - мать, отец, брат, Омен, цель, Райан. Все то, что уничтожило в ней человека и сделало монстром. Все то, что она уже потеряла, но почему-то думает, что еще имеет. Если отбросить все эти мысли, то в голове остается лишь пустота. Теодора уже мертва. Так может потому и идет прямиком к своему преследователю, потому что он заставляет ее жить и одновременно может стать шансом оборвать все это раз и навсегда, просто потому, что у нее самой никогда не достанет на это сил? Слишком горда, слишком сломана, слишком глубоко под кожу проникли заветы никогда не сдаваться и всегда выживать. Это даже не инстинкт самосохранения, нет. Лишь отголоски учения клана Фостеров, вернувшиеся в неподходящий момент бумерангом. Будет ли она бороться, когда он поднесет к ее горлу нож? Или придвинется ближе, буквально умоляя насадить ее на холодную сталь?

Почти испугалась. Но даже как-то разочарована.
Думала выпрыгнешь из темноты в светящемся костюме скелета.
22:45  

Теодора опускает подбородок на плечо своего случайного партнера просто потому, что так удобнее печатать за его спиной сообщения. Парень что-то говорит о вечеринке, ее платье и даже о том, что давно заметил ее на лекциях, и Фостер непринужденно смеется, поддерживая этот нелепый разговор. Если бы он знал ее хоть на 1% из возможного, то уже бежал бы прочь, сверкая пятками, моля Господа Бога о том, чтобы этот танец ему не аукнулся. Но Уильям Блейк ничего не знал о ведьме, и это было даже мило. Настолько, что в какой-то другой, совсем не этой жизни, у этого хорошего человечка даже мог бы быть шанс.

Знаешь, один человек как-то сказал мне, что в любой игре важна не победа.
Важно получать удовольствие от процесса. И тогда ты выиграешь при любом раскладе.
Тебе нравится наша игра?
22:45  

Ведьма отсылает новообретенного поклонника за напитками и ускользает от него, продираясь сквозь плотный поток танцующих. Останавливается, когда телефон загорается новым уведомлением, и мгновенно напрягается. По спине пробегают мурашки, как будто кто-то открыл окно и впустил в помещение морозный воздух. Чувство приближающейся угрозы нависает над Теодорой, потому что от этого вопроса разит знанием и реалистичностью, подлинным интересом и пониманием истинного порядка вещей. Он спрашивает так, словно уже не раз стоял у ее кровати. Словно был свидетелем кошмаров. Будто был их причиной. И в этой странной смеси ассоциаций и чувств Фостер на мгновение теряется, ощущая потребность выйти на воздух. Она задыхается, потому что в этот момент никто уже не играет.

Сплю, как ангел.
А что, хочешь это исправить?
22:46  

Фостер разворачивается, чтобы протиснуться к выходу во внутренний дворик, но сталкивается лицом к лицу с Томасом Нойером. Натягивает на лицо привычную маску - дежурную лучезарную улыбку - и изображает удивление. Знал бы он, как невовремя. И как бы ей хотелось сейчас исчезнуть и просто провалиться сквозь землю, лишь бы не разыгрывать этот спектакль. До стеклянной двери каких-то десять метров сквозь танцующую толпу. Но Теодора не позволяет себе бросать на нее тоскливые взгляды, и вместо этого дружелюбно поглядывает на Нойера.

- Томми, не ожидала тебя тут увидеть. Давно не видела тебя на лекциях. Как мама? - взгляд невольно цепляется за нелепый костюм парня. Шляпа с приклеенными к ней нереалистичными длинными волосами, пластиковый арбалет. Для его роста и комплекции чрезмерно короткий плащ, и аляповатый образ. Выглядит комично. Настолько, что трудно воспринимать все вместе всерьез. Но Теодора почему-то относилась к нему с каким-то странным снисхождением, охотно поддерживая редкое общение, в большей степени по делу, чем ради личных взаимоотношений, - охотник на вампиров, полагаю? И как, какую-то нечисть уже сегодня поймал? Мне стоит бояться?

Демонстрируя бутафорские клыки в угрожающей позе, Тео посмеивается, а затем касается кончиком языка одного из них, словно задумавшись над чем-то, что в ту же секунду от нее ускользнуло. Мельком глянув на экран мобильного, девушка прячет его в сумочку, после чего уже намеревается предложить Томасу пробраться к выходу, как ее настигает Билли с напитками.